Это было большое путешествие длиною в десятки тысяч километров, из Латвии через всю Россию, от Балтийского до Японского моря. Между этими двумя морями будут бесконечные леса, утопающий в горах Байкал, и рассвет над Амуром из окна поезда.

В этой части я расскажу про Биробиджан и Хабаровск.

Первыми соседями в поезде оказались японцы. У них какое-то особое свойство занимать как можно меньше места в пространстве. Бывает, заглядываешь в купе: руки-ноги, вещи повсюду — куда мне-то ещё лезть? А тут тесноты не чувствуется, только любопытство ненавязчивое и осторожное.

Впрочем, нам тоже интересно: Кохэй и Нотока, привет; едут в Москву, по пути посмотреть Байкал и большую загадочную Россию. Пельмени им, правда, совсем не понравились, во Владивостоке пришлось бежать в магазин с азиатскими товарами за лапшой и тофу, чтобы хватило на пять дней пути.

Мы удивились: разве в Японии бывает такой длинный отпуск? Нет, —смеётся Нотока, — обычно можно взять лишь несколько выходных в году, все постоянно работают. Но есть такая штука как Golden week — это несколько разных праздников которые идут подряд в мае, около 4 дней. В 2019 вместе с выходными получилось 10 дней из-за коронации нового императора — Super golden week. Школьники не учатся, сарариманы не ходят на работу: шастают по магазинам, покупают комиксы и всякую ерунду. А некоторые берут комиксы с собой и едут через всю Россию на поезде.

Серьёзно, они всю дорогу читали аниме, не бумажные правда, а на айпаде. И пачками постили фотографии в твиттер, даже в темноте умудрялись снимать.

Через час проводница протискивается в купе, одной рукой отодвигая нас в коридор: «Сувениры! Покупаем сувениры!». Друг за другом, как игрушки капризным детям, достаёт ручки, магниты, подстаканники. Звенит перед носом колокольчиком и разочарованно перебирает открытки. Не?..А ну пошли за мной тогда, лотерею покажу!

Забавно было видеть как Кохэй ходил по коридору с кружкой и заглядывал в соседние купе; когда я показала кипятильник, он растерялся ещё больше — не знал, что в поездах бывают такие «чайники».

Чай! Вспомнили, что у нас в праздничном пакете кулич, конфеты разные: Красная шапочка, коровка.. Рассказали про традицию стукаться крашеными яйцами, чем очень их развеселили.

В путешествиях очень классно дарить и получать подарки, поэтому мы взяли с собой миниатюрные бутылочки рижского бальзама, чтобы при случае вручать их случайным знакомым. Нас тоже угостили — сладостями, и везде матча: печенье, конфеты, даже кит-кат.

На прощание Андрей нарисовал им в блокноте избушку с берёзками, жаль было расставаться с этими восторженными ребятами так скоро — едва познакомившись.

На следующий день мы приехали в Биробиджан и оттуда пошли на набережную. Шли по городу, который, если не присматриваться к табличкам на зданиях, не отличается от других ровно ничем. Но если обернуться, видно вокзал с надписью на идиш и памятник «Меноры».

Для меня, как человека не знающего язык, буквы сливаются в узор, который хочется бесконечно рассматривать: в нём есть лаконичность латиницы, магия рунической вязи и замкнутость иероглифов. Ещё удивительней видеть это на простой пятиэтажной хрущёвке: с яркими вывесками сосисок и балконами, забитыми хаотично торчащими во все стороны вещами.

Я думала, Биробиджан носит еврейское название. Оказалось, это не так. Город при преобразовании из станции Тихонькой на Транссибе назвали, соединив два эвенкийских слова: «бира» —«река» и «биджан» — «постоянное стойбище». Кстати, река Бира течет прямо через город, а река Биджан – параллельно, но западнее. Обе впадают в Амур.

Биробиджан легко обойти пешком, что мы и сделали: планировка у него предельно простая - зажатая между Бирой и Транссибом вытянутая полоса шириной в четыре квартала. "Поперечная" ось города: линия вокзал - ДК - Театральная площадь.

Основоположник Баухауса Ханнес Мейер, которого в начале 30х годов пригласили для разработки универсального генплана новых городов и посёлков на Урале и Сибири (в том числе Биробиджана) видел себя в роли строителя счастливого будущего, квартал за кварталом собирающего жилые кубики домов. К сожалению, его с коллегами ждало разочарование: низкий уровень квалификации­ местных рабочих, отсутствие строительных материалов, нехватка элементарных канцелярских принадлежностей, сводящая с ума бюрократическая антиутопия — вплоть до прописанного в контракте автомобиля, который «почему-то всегда занят», как писал в одной из объяснительных записок немецкий архитектор Эрнст Май. Наверное, только планировку и удалось воплотить в жизнь.

Всю дорогу нас преследовало радио — ускоряешься в надежде на тишину, а через несколько метров тебя ждёт ещё один кричащий столб. Хуже рекламы и не придумаешь — телевизор хотя бы можно выключить. Или отвернуться. Оказалось такая роскошь только на главной улице, обратно уже шли не напрямую, а переулками.

На Театральной площади огромное, несоразмерное для 70-тысячного города, позднесоветское здание филармонии. В плане — прямоугольный треугольник, "гипотенуза" является фасадом. Построили её в 80-х и полностью облицевали мрамором, площадь с фонтаном перед ним тоже вся состоит из него, как и набережная. С неё видно сопку с телебашней на другом берегу и редких пенсионеров на этом. А ещё там была велодорожка!

В городе встречаются вывески, стилизованные под еврейский алфавит: супермаркет, городской парк, кинотеатр и ресторан с шашлыками «Арарат». Даже названия такси написаны подобным образом. Дизайн-код!

Или вот рынок: шалом! Внутри стального шатра на бетонной ноге колонии торговцев рыбой, молоком, овощами. У входа цветы: целая поляна искусственных и совсем немного живых — с них натекает солидных размеров лужа и пахнет сладкой зеленью. Помню, в детстве мы с сестрой прыгали через такие же и, перепачканные, с изумрудными ногами, ждали, когда на их месте вырастут русалочьи хвосты.

У синагоги было не протолкнуться. Случайно забрели, а там важное: день памяти жертв Холокоста, всюду люди, свечи, песни. По улице строем ведут школьников, от неожиданно жаркой, предвыходной погоды они снимают рюкзаки и прячут в карманы треугольники апельсинового сока. Кажется, во всех школах очень любят «строиться» — в нашей вот при любом случае мгновенно образовывалась линейка. Только здесь вместо гимнов и песен про учёбу печальные надрывные мелодии.

Ещё видели ярмарку; думали попробовать мацы или кугеля, фалафелем-то уже никого не удивишь, а оказалось это белорусские товары, чьи красные геометричные узоры можно встретить в любом уголке нашей большой страны.

Биробиджан — небольшое ответвление на нашем маршруте, которое мы не могли пропустить. Для этого даже проехали Хабаровск, чтобы через несколько часов вернуться в него вновь.

Хабаровск — спокойный город, на Владивосток совершенно непохожий. В путешествиях невольно ищешь абстрактную Москву или Петербург, а тут так далеко, что почти — заграница. Они сами и нашлись.

В отличие от размеренного и организованного Хабаровска Владивосток показался слишком грубым, такой русский Гонконг. Возможно, поэтому там много китайских туристов — они ходят равномерной очередью по магазинам и скупают коробками шоколад, янтарь и йогурты.

Кстати, про шоколад. Ребята подарили нам разного: с солью, водорослями, морским ежом и гребешком. Предполагали, что он будет странным. Не ожидали, что настолько.

Через весь центр зелёными стежками проходят бульвары — Амурский и Уссурийский. Бульвары — настоящие парки с домино, мороженым и птичьим рынком по выходным. Уюта добавляют трамвайчики, мелькающие, позвякивая сквозь деревья. Встречаются и современные низкопольные, но в основном — старенькие, из самых разных серий.

Если идти прямо — упрёшься в набережную. Бульвары буквально впадают в Амур: под землёй спрятаны две речки, которые при строительстве города загнали в трубы. Они находятся в низине, образуя центральный из холмов, параллельно которому ещё два — справа с улицей Серышева и Ленина слева.

А ещё Хабаровск — это первый город, в котором у нас была встреча с местным жителем: обещал показать всякие классные места и знаковые граффити во дворах. Игра в не-планирование у нас одна из любимых, вот и решили посмотреть, что будет.

Вдоль дороги бабушки торгуют ландышами и папоротником, соревнуются кто больше успел на выходных засолить черемши. Рядом с воплями носятся дети, распугивая дедушку с попугаями в клетке. За ветку зацепился воздушный змей — только небо, только ветер, только радость впереди. А у нас — вид с пятитысячной купюры со знаменитым мостом и памятником Муравьёву-Амурскому.

Зашли в магазин за онири с пирожками и побежали в музей говорящих машин. Самая классная его часть — с патефонами. Там собраны, кажется, все аппараты с самого их появления, целая витрина фонографов, граммофонов и музыкальных шкатулок. Мы долго смотрели на трогательные коробочки для игл, похожие на жестяные баночки с монпансье. Внутри их оборачивает специальный вкладыш спредупреждением, что каждая игла должна быть использована только один раз. Иглы сейчас — большой дефицит, их больше не производят. Поэтому в музее каждую берегут и подтачивают; говорят, музыка никогда не должна заканчиваться.

Ещё узнали, что Дэвид Боуи побывал в Хабаровске. Дело не в любви к Дальнему Востоку, а в развившейся после японского тура аэрофобии. Самый короткий путь в Европу лежал через СССР и Дэвид вместе с барабанщиком Джеффри МакКормаком и журналистом Бобом Мьюзелом больше недели провели в поезде — среди бескрайних величественных лесов, рек и равнин.

На снимках видно: на него все оглядывались, наверное выглядел Боуи как инопланетянин — красные волосы, поставленные дыбом гелем, накрашенные глаза, жёлтый плащ с меховым воротником и ботинки на платформе. В другой день на нём уже брюки-клёш и блестящая рубашка, в какой стране ему позволяют так расхаживать, ворчали пассажиры, чёрт побери, да что творится на этом декадентском Западе?

Фотографии, кстати, выглядят очень иронично (читай «современно») — длинноногий, изящный, с кружевом на манжетах и воротнике Боуи становился ещё ярче на фоне советских реалий.

В конце был зал с всевозможными проигрывателями — аналоговые аудиоформаты менялись часто, поэтому многих вариантов кассет в России даже не видели. Впрочем, с приходом цифры всё стало ещё стремительней — за несколько лет на диски научились записывать сотни песен, а их размер уменьшился в несколько раз.

Вспомнила, что у нас на веранде стоял здоровенный катушечный магнитофон, родители в своё время отдали за него почти всю зарплату; а нам с сестрой он, пыльный и большой, напоминал космический корабль, который передавал по ночам сигналы на другую планету.

Андрей вот узнавал каждый второй магнитофон — папа любил их собирать-разбирать и дом был полон разной техники; сейчас ничего не изменилось, только вместо кассетных плееров он чинит всем знакомым ноутбуки и телефоны.

Глядя на всё это понимаешь, почему до сих пор много людей, которые не скачивают музыку, а покупают диски, пластинки — вещи, мир предметный, идеальный, платоновский; они как одежда — если подходит, значит, всё получится.

После музея времени оставалось совсем мало — только на набережную забежать, по разноцветным ступенькам, наверх; взглянуть как закат медленно тает в Амуре, точно мороженое в кофе.

Наш гид рассказывал: договорились с ребятами встретиться перед работой, раскрасить лестницу, а он всё проспал; искал потом вечером пропущенные ступеньки, у каждого ведь свой цвет.

Кажется, что Хабаровск гордится свой независимостью от Москвы и Петербурга. Горожане любят подчёркивать, что у них всё своё, и не хуже. Свои бары и ресторанные сети, своё кино под открытым небом, а солнечных дней и того в два раза больше.

Вот бы ещё только на трамвае прокатиться! А так, да; мы, конечно, согласны

Ну и напоследок — карта московского метро на японском. Будет чем заняться до следующей станции!