Начало октября мы провели в Бенилюксе.
Посетили не все примечательные районы Брюсселя, прокатились по верденским полям на велосипедах, грызли багеты на берегу Сены, сгоняли в Амстердам на суперскоростном поезде и вернулись обратно, чтобы танцевать до упаду среди вечноцветущих кустов.
Каждый день мы просыпались в новом городе, пытаясь отыскать в горсти электронных и бумажных билетов нужный. До сих пор удивляюсь, как эта автобусно-электричковая цепочка не разлетелась на полпути.
Посетили не все примечательные районы Брюсселя, прокатились по верденским полям на велосипедах, грызли багеты на берегу Сены, сгоняли в Амстердам на суперскоростном поезде и вернулись обратно, чтобы танцевать до упаду среди вечноцветущих кустов.
Каждый день мы просыпались в новом городе, пытаясь отыскать в горсти электронных и бумажных билетов нужный. До сих пор удивляюсь, как эта автобусно-электричковая цепочка не разлетелась на полпути.
Брюссель
Признаться, я ничего не знала о Брюсселе. Брюссель — это «Бен Икс» и «Всю ночь», пиво и шоколад, столица Евросоюза и писающий мальчик.
Мы приехали из аэропорта ближе к полудню. Вылезли из автобуса и вплелись в шумных поток, который принёс нас к Гран-плас. Запрокинули с туристами голову – небо было таким осязаемым из-за Ратуши – вот это аттракцион. Облака путались в шпилях и трепетали, как покоренные флаги. Толпа казалась стихией, морем — отвернешься на секунду, и тебя унесет щелкающая фотоаппаратами волна.
Проголодались, стали искать на TripAdvisor что-нибудь традиционное: рекомендовал вафли и картошку фри. Картошка! - решили мы. Её заворачивают в огромный бумажный кулёк и поливают кучей соусов. Во Friterie Tabora было аж 46 на выбор, но классика - с майонезом. Продавец не понимал ни одного слова по-английски, кивали и показывали пальцем. Было очень жирно и невкусно, не смогли доесть. Думали, картошку трудно испортить, лишь бы была горячей. Потом прочитала, что особенность бельгийской фри в том, что жарят её не на подсолнечном масле, а на смеси говяжьего жира, отсюда своеобразный вкус и нулевой уровень vegan-friendly.
Пошли через парк — местные играют с собаками, кидают тарелки, дети носятся на велосипедах. Среди деревьев затерялась старая беседка, сказочная, словно карусель из парка аттракционов. За плакатами и кучей реквизита виднеются студенты, перекрикивают музыку и друг друга.
После бродили по улочкам, удивлялись архитектурной и языковой разношёрстности. На указателях и объявлениях слова и буквы смешиваются, словно кто-то постоянно забывает переключать раскладку клавиатуры.
В Бельгии три государственных языка - нидерландский, французский и немецкий. Но в отличие от других многоязычных стран, эти языки являются официальными только в определенной части страны. Во Фландрии официальный язык нидерландский, в большей части Валлонии - французский, в нескольких городах на востоке страны - немецкий. В Брюсселе официальными являются и нидерландский, и французский, но большая часть населения говорит на французском.
Самое яркое впечатление в Брюсселе — клуб Botanique. С 1826 года здесь располагался Ботанический сад, который потом переехал в пригород Мейсе, а оранжерея стала концертной площадкой. Внутри пальмы и фонтаны, фактурные деревянные двери, большие листья, уткнувшиеся в высокие арочные окна. Днём там тихо и пустынно, можно спокойно гулять среди плитки, камня и тенистых деревьев, рассматривать звёзды на полу — когда-то здесь выступали Sigur Ros, Tool, Deus и куча других прекрасных групп. Впрочем, чтобы послушать ещё одну, мы в последний день обязательно вернёмся.
У клуба мы оказались случайно — нужно было убить пару часов, чтобы вечером ехать в Мец. Все двигалось как-то вальяжно и жило только на туристических плечах, брюссельцы словно попрятались в офисах, сидя в деловых костюмах за разговорами о политике.
Рядом с вокзалом ходил грустный рейнджер Фликсбуса в салатовой форме, нет табличек и каких-либо опознавательных знаков остановки, только одинокий сотрудник, которому даже некуда присесть. Знали, что автобусы часто опаздывают, но всё равно втайне надеялись, что приедем пораньше и успеем погулять по городу. Приехали ночью, разбудили администратора и поставили будильник — на сон оставалось пару часов.
Верден
Утром пошли на вокзал и оттуда полтора часа ехали на поезде спиной вперёд. Кстати, Мец и Верден — это уже не Бельгия, а Франция.
Переживали, не знали как добираться до фортов. Они разбросаны по холмам, опоясывая город цепочкой, выныривают каменными головами из сосновых лесов. Идти пешком — слишком долго, за день вряд ли можно всё посмотреть. Решили арендовать велосипеды, но гугл-карты подсказывали что-то около 50 евро с человека в день. Мы вышли из автобуса и встретили информационный центр прямо у вокзала. За стеклом, вселяя надежду, белели новенькие велосипедные рамы.
Было туманно и холодно, как всегда в холмистых районах. Надели по второй паре кофт и принялись ждать — кассира, чтобы распечатать завтрашние билеты в Париж, и открытия стойки информации. Дело в том, что онлайн билеты на поезд не действительны. Их обязательно нужно прокомпостировать! А еще вас попросят показать кредитную карточку, с которой они были куплены, одного паспорта тут недостаточно.
Люди в Вердене замечательные. Показалось, что концентрация душевно-симпатичных людей здесь чуть выше, чем в других областях, где нам удалось бывать. И это не дежурная вежливость: Бонжур-бонсуар, мёсьё и мадам (даже при третьей встрече за полчаса). Поговорят о погоде, обрадуются, что приехали навестить городок, дадут действительно полезные советы. И это несмотря на то, что многие почти не знают английского языка!
До форта Дуомон около 10 километров. «Обещали» чуть больше получаса и приятный легкий ветерок при 18 градусах. Работники информационного центра задумчиво посмотрели на наши рюкзаки, игрушечно-городские велосипеды и сказали, что они должны выжить, а мы даже, может, получить удовольствие.
Перед подъемом в горку мы немного засомневались в своих силах. Дорога была настолько крутой и бугристой, что даже идти пешком было непросто. Оказалось, мы на первом же повороте свернули не туда — до фортов и памятников был прекрасный ровный асфальт. Правда, автомобилисты всё равно смотрели слишком заинтересованно: рюкзаки перевешивают велосипеды, те встают на дыбы, грозясь перевернуться, а двое русских ругаются всё громче и громче.
Облака рассеялись и солнце вышло уже на полдороге, добавляя активности в нашу прогулку — сначала мы раздевались, потом одевались обратно. Стоит попасть в тень, и словно принимаешь контрастный душ, так резко и неожиданно обдаёт холодом.
С холма открывается живописный вид на город, а сама дорога петляет между сосновых лесов, которые повидали на своём веку слишком многое.
Верден производит очень сильное впечатление. Удивительно побывать на месте таких страшных и известных трагических событий. Мы стояли на ступеньках знаменитого Дуамонского оссуария, в котором покоится целый город из погибших солдат. Огромные цифры, которые невозможно представить - каждый день тут погибало больше тысячи солдат на протяжении десяти месяцев. И еще тысячи становились инвалидами.
За сто лет раны и увечья, нанесенные земле, зажили, воронки от артиллерийских снарядов и окопы заросли травой и деревьями, и только обломки бетона и арматуры, то и дело возникающие среди зарослей, напоминают о том кошмаре, который творился здесь сто лет назад.
Сам же Верден живёт тихой и размеренной жизнью - тут редко встретишь толпы туристов, большие экскурсионные автобусы минуя городок сразу едут к памятникам. Только птички в парке пищат и изредка какой-то дедушка торопливо выгуливает пуделя, семеня по теневой стороне улицы.
Побродили вечером по дворикам, навстречу попалась группа школьников и котов. Тихо пили чай в темной столовой отеля, казалось, вокруг все спят.
Париж
Париж невозможно не любить — это самый классический город в списке моих любимых.
Город серых крыш, одинаковых «османовских» домов с жалюзи и комнатками для прислуги на крышах, поучительного тона, лохматых собак и кудрявых мужчин, узких лесенок в у входа метро с зелеными перилами арт-деко, целующихся парочек и красоты (последнее взаимозаменяемо).
Город серых крыш, одинаковых «османовских» домов с жалюзи и комнатками для прислуги на крышах, поучительного тона, лохматых собак и кудрявых мужчин, узких лесенок в у входа метро с зелеными перилами арт-деко, целующихся парочек и красоты (последнее взаимозаменяемо).
Мы были здесь два года назад, за которые успели много где побывать, поэтому поездка была похожа на критическое посещение старого друга.
Кажется, Париж очень целостный и равномерный город, в котором лениво и сложно что-то менять — то и дело ловлю себя на мысли, что гуляю по улочкам времён Брассая. Везде идеальные парки с картинными клумбами и скамейками, на которых мог сидеть сам Гюго — ни тебе вай-фая, ни модных урбанистических штучек как в парке Горького.
Зато в самом центре вырос не просто храм, а целый православный комплекс. Проект русского культурного центра несколько раз согласовывали и переделывали, в итоге из яйца вылупился птенец, который на фоне Эйфелевой башни выглядит весьма необычно.
Под мышкой, в больших бумажных мешках и рюкзаках — кажется, из-за торчащих отовсюду багетов ты постоянно в муке. Их можно есть вместо завтрака, обеда и ужина, руками. Первый запиваешь горячим какао прямо на улице, не отходя от патиссерии-брассери-буланжерии, потом приходится возвращаться за вторым — с собой.
Мы сняли номер на шумной улице в старом доме с несчётным количеством квартир и лестниц. Женщина, стоявшая за барной стойкой, предупредила, что мы должны вернуться до часу — после гостиницу закрывают, и внутрь уже не попасть. В углу сидела высохшая старушка, бренчала ключами и что-то бормотала на французском. Позже спустилась за ложками, и она, порывшись в карманах, достала одну — маленькую, потускневшую, протерла об платье и «вуаля!» вручила мне.
Вообще, французы говорят «voilà» при каждом удобном случае: ваш билет «voilà!», проходите сюда «voilà!», мадам, кофе очень горячий, «voilà!». Оказалось voilà — вот, тут, здесь. Не могла привыкнуть, ждала — сейчас будет что-то; фокус.
В прошлый раз ужинали на углу тихой улицы в «идеально французском» ресторане. Был закат и окна смотрели на запад. Последние лучи солнца задерживались в бокалах, ложки и люстры отражались на стенах. В ресторан заглядывали местные дедушки, обменивались приветствиями с хозяевами, садились читать газеты и пить микроскопические порции эспрессо. Мы глазели на посетителей сквозь зелень в горшках на подоконнике, пытались вспомнить, угадать — где же он был?
Вся эта французская меланхолия осенняя очень красивая, тихая такая, кинематографичная.
В моём воображении самый подходящий к Парижу саундтрек (ох уж этот Ян Тьерсен!) аккордеон или шарманка. На самом деле чаще всего можно услышать хип-хоп или битбокс. Джим Пальфи в детском подкасте Арзамаса «Урумбамба» говорит, что французский реп важен примерно как багет и круассаны, а ещё поёт каноном вместе с ведущей популярную песенку «Frère Jacques». Канон — это когда каждый человек вступает на два такта позже предыдущего, получается такая дробящаяся-рассыпающаяся полифония, в которой голоса будто волны сталкиваются между собой.
А вообще, послушайте подкаст про Францию, пока я всё ещё не рассказала, он классный и смешной!
Амстердам
Нидерланды на карте похожи на клаптиковое одеяло: идеально ровные швы и лоскутки. Каждый кусочек чем-то занят, будто это не своенравная земля, а игрушка, Лего.
К Амстердаму мы не очень подготовились — казалось, город всё сделает сам. Только мы возьмем рюкзаки и выпрыгнем из вагона, он нас поведёт. Так и вышло.
В десяти минутах от вокзала есть публичная библиотека Openbare Bibliotheek Amsterdam со смотровой площадкой на 7 этаже. Пока Андрей залипал в карты, я любовалась голландскими семьями и неудачно пыталась залезть во все игрушечные дома.
Книжные полки и растения, по-моему, те два вида текстуры, от которых нельзя устать, которые никогда не давят. А ещё здесь огромные окна и много разных уголков для чтения — от футуристичных кресел, больше похожих на кабину космолёта до простых и удобных столов с хорошим освещением.
Скорость моего передвижения к новому этажу уменьшается в пару раз, и я похожа на юного натуралиста, который пытается засунуть свой нос на каждую полку и изучить каждую книгу.
На последнем этаже кафе с классическими видами на город и невероятно пряный латте с куркумой.
Настойчивый звон трамваев и гудки туристических лодок, пряничные улицы, тюльпаны, толпы туристов, вываливающиеся из кофешопов..
Вообще, сложно тут что-то связное рассказать — весь день мы гуляли по бесчисленным каналам, радовались солнцу, глазели на красивых людей и считали велосипеды.
Чем дальше на запад, тем велосипедов больше, а машин - меньше.
Велосипедисты — полноправные участники движения, у них есть своя система светофоров и дорожек (которые здесь зачастую шире пешеходных), свои знаки (повороты руками, поднятая верх правая рука — остановка). Весь город — одна большая стихийная велопарковка, поэтому велосипед обязательный элемент любого городского пейзажа.
В Амстердаме проходит четкая граница между туристическим адом и нормальным городом. От квартала красных фонарей, шопинга и прочего треша мы сбежали в соседний район Jordaan с идеалистическими картинами жизни — многие выносят столы на тротуар перед домом и ужинают прямо на улице. Здесь много причудливых кафе, галерей и небольших магазинов. А ещё очень спокойные красивые улицы, в которых живут люди разных творческих профессий, семьи и эксцентричные коллекционеры. Есть ощущение, что в этом городе можно все, но от этого местные жители не перестали жить какой-то правильно размеренной жизнью. Детей они перевозят в велосипедных корзинках, и на первый взгляд кажется будто как попало, но на самом деле четко по правилам.
Голландцы живут очень открыто, у многих вообще нет штор. Можно рассматривать людей словно в аквариуме — как они работают на ноутбуках, курят травку, ходят обнаженными, устраивают вечеринки. Видно всё содержимое квартиры, даже продукты на столе (но это тут никого не волнует). Хочется заглядывать в каждое окно, внутри — белое, серое, монохромное, безумно стильное. Много света, контраста, натуральных материалов, и при том ничего лишнего.
Показалось, что голландский язык хрипучий и нескладный, слуху не за что ухватиться. Меня разве что (как школьника) веселило пожелание доброго утра: «goedemorgen», которое в разговорной речи произносится как хуеморхе (пишется чуть иначе: goeiemorgen). А ещё прочитала в путеводителе, что местные обожают слово gezellig — качественно, и с большим удовольствием проведенное время. Так вот, этот самый gezellig буквально чувствуется в воздухе.
Одна из самых затратных статей бюджета в Амстердаме, это жилье и ничего с этим не поделать — даже самый ужасный, побитый хостел с сомнительными соседями обойдется не дешевле 30-40 евро в сутки. Выбирали поближе к вокзалу, в очередной раз учитывая наши ранние подъемы и отправления. Остановились на Teleport Amsterdam Hotel, который оказался очень классным. Он похож скорее на клуб, который переоборудовали под отель. В фойе пританцовывает диджей, администратора, предлагающего пиво, не слышно за громкой музыкой. Пока он рассказывает про ежедневные велоэксурсии и акройогу, крутимся на креслах из последних сил и мечтаем о горячем душе и кровати. Вечером будет пицца и вечеринка, — кричат нам в спину.
Улица Красных фонарей до отказа набита приватными барами, массажными салонами и томно скучающими девушками в витринах, настоящий Диснейленд для взрослых — фотографировать здесь нельзя, чтобы не засветить лица работниц.
Видели, как к девушке в костюме школьницы постучалась взрослая женщина, но пока (каких-то пару минут!) обходили канал по мосту, шторка задернулась — в этот раз на её месте уже был кто-то другой. Подумала тогда, что голландцы специально нагородили кучу мерцающих знаков и поставили уставших девочек зазывать в унылые бары, только бы всё остальное оставить себе и никому не показывать.
Видели, как к девушке в костюме школьницы постучалась взрослая женщина, но пока (каких-то пару минут!) обходили канал по мосту, шторка задернулась — в этот раз на её месте уже был кто-то другой. Подумала тогда, что голландцы специально нагородили кучу мерцающих знаков и поставили уставших девочек зазывать в унылые бары, только бы всё остальное оставить себе и никому не показывать.
Снова Брюссель
Город, в котором провели больше всего времени — почти полных два дня, но ничего толком не поняли. Всё смешалось, и вышло каким-то невыразительным.
За толпой туристов на каждом углу не хотели различить того, что здесь по-настоящему цепляет и трогает.
За толпой туристов на каждом углу не хотели различить того, что здесь по-настоящему цепляет и трогает.
Motorama
Любим творчество этих ребят всем сердцем. Всё, что они делают — музыкальный праздник и счастье, и новый альбом Моторамы стал настоящим подарком. Слушаем, слушаем, слушаем и будем переслушивать сотни раз.
«Many Nights» (как и предыдущие альбомы) вышел в середине сентября на французском лейбле Talitres. Осенью был тур по Европе, а российская презентация состоится ближе к концу года. Подумали немного, и решили — едем, в Брюссель. Собственно, с покупки билета на концерт путешествие и началось.
Альбом бесконечно зачарованный и лиричный, близкий к символистам — вроде Бодлера или Рембо. В нём бессонные ночи, перемигивание отсветов и оттенков, не красок даже; россыпь метафор на стыке застывшего и мимолетного, пригрезившегося. А еще ностальгия — по свободе, мечте... дух недошедшей весны в печали.
Так много хочется о музыке сказать, но никогда не получается, потому что уже очень много сказано, и сказано хорошо (и ещё больше плохо). Только хочется в ней жить так полно, как умею, потому что очень красиво, очень близко душе, сил нет.
Сначала были R.Missing — такой электронный чарующий нуар, сотканный из синтезаторов и магического голоса Шэрон. Прекрасная музыка, чтобы гулять по опустевшим паркам и делать осень волшебной.
А потом началось — танцы, гитары, пьяный бельгиец, кричащий мне в ухо: Rostov! Vlad! Privet! Пели и прыгали так, что на следующий день получили сообщение от незнакомого парня: глядя на вас, хотелось всё бросить и пуститься в пляс! Смотрю сейчас фотографии, и правда, хочется.
Отличый был концерт, до встречи, ребята.
Конец.
